|
|
Он родился в 1890 году в Сидеми и был младшим ребенком. И как
большинство Янковских имел отнюдь не стандартную биографию. Начнем с
того, что учился он не в России, а в Японии, во французском
католическом колледже, основанном некогда монахами-миссионерами.
И, разумеется, все предметы там преподавались на французском языке, хотя
не забывали и про английский, уже тогда весьма широко распространенный
во многих странах Тихого и Индийского океанов. Таким образом, он с
детства свободно владел четырьмя языками: родным русским, разговорным
японским, французским и английским.
Когда началась Первая мировая война, ему было двадцать четыре года. И
всем своим воспитанием он был подготовлен почти к любым военным
превратностям – в семье Янковских даже из девочек не получалось кисейных
барышень. Там царили суровые порядки: в три года – на лошадь, в семь,
невзирая на пол – личное нарезное оружие. Так что парни, едва ли не с
детства ходившие на тигра, и на войне могли бы себя показать. Но так
получилось, что никому из них воевать не пришлось. Кроме Павла. Он
хлебнул из этой чаши в полной мере. И не уронил чести рода, славившегося
храбростью и военным искусством еще со времен рыцарских походов.
Вскоре смелого офицера, владеющего языками и к тому же
освоившего аэроплан — в те времена это само по себе было подвигом –
заметили. И в 1916 году он в составе русского экспедиционного корпуса,
которым командовал генерал-лейтенант М.К. Диттерихс, впоследствии
ставший последним белым правителем России, был послан в помощь Франции
по Верден и воевал в Европе до конца войны. Служил в
воздушной разведке, сражался в Греции, пять раз был ранен и стал, не
считая других русских и иностранных наград, кавалером самого почитаемого
в России ордена Святого Георгия и французского ордена Почетного легиона.
Он не покинул поле боя и после выхода России из войны и одним из
немногих русских офицеров довел ее до победного конца.
А потом, в потускневших погонах штабс-капитана, в 1918
году вернулся Павел Янковский в родное Сидеми. Добирался южным путем –
через Суэц, два океана и Японию – в России уже во всю полыхала другая
война, гражданская, быть может, самая страшная из войн за всю предыдущую
историю Отечества.
Приехал, отдохнул, осмотрелся и... влюбился.
Избранницей его стала учительница музыки, жившая в то время в Сидеми,
прехорошенькая ровесница века Наталья Николаевна Ромашева, дочь моряка,
преподававшего в знаменитом Морском кадетском корпусе, которого
перипетии российской смуты занесли на Восток из бурлящего политическими
страстями Петрограда.
Но в Сидеми молодая семья прожила недолго – шел 1922
год. За месяц до прихода красных они вместе с семьей Юрия эмигрировали в
Корею. Там и родилась у них дочь Татьяна.
Несколько лет он помогал брату в налаживании хозяйства.
Помощь эта была существенной, так как в это время он был единственным в
семье, знающим японский язык. Корея, как мы помним, была оккупирована
Японией, и без знания японского языка там было трудно делать дело.
В 1928 году Павел решил начать самостоятельную жизнь и
переехал в Шанхай, где встретил своих боевых товарищей французов. Они и
помогли ему устроится во Французский муниципалитет, где он сначала
работал телефонистом, затем детективом по уголовным делам и наконец –
переводчиком. К тому времени он изучил еще три языка – китайский,
корейский и немецкий… и сдал по ним положенные экзамены. Через год он
привез в Шанхай свою семью, а в 1934 году принял французское подданство.
В 1935 году они всей семьей съездили в отпуск во Францию, а на следующий
год у него родился второй ребенок – сын Михаил.
Но, видимо, рок висел над всем семейством Янковских. И первым суждено
было погибнуть Павлу. В 1940 году он напал на след какой-то крупной
банды и тут же был застрелен на пороге своей квартиры. Найти убийцу,
разумеется, не удалось. Он был похоронен в Шанхае на кладбище Люхавей.
Ему было всего 50 лет...
Жена с детьми переехала в Корею к Юрию, где и прожила
до прихода Красной Армии. А потом началась новая жизнь...
Первой была арестована Татьяна и получила стандартный
червонец. Обвинение тоже не оригинальное – сотрудничала с японцами. А
где прикажете работать – в чужой стране, к тому же оккупированной. Да и
вся ее вина состояла в том, что она переводила некоторые передачи
радиовещания из Владивостока, где трудно было обнаружить какую-либо
секретную информацию. Японцам нужен был просто экономический анализ –
этим ныне занимаются все развитые страны в отношении друг друга. Три
офицера трибунала весело смеялись, зачитывая все ее «прегрешения», а
потом отправили во Владивосток в трюме баржи, куда вместе с ней
поместили девять осужденных уголовников-мужчин. Потом она напишет: "Это
было самое страшное приключение из всех девяти лет, проведенных мною в
местах заключения".
Мать, узнав о приговоре, скоропостижно скончалась.
Малолетнему же Мише дали еще немного пожить, пока им не занялась
кимирсеновская полиция – как-то утром его труп, окутанный колючей
проволокой, нашли в придорожной канаве.
Но вся павлова ветвь не погибла окончательно.
Увлекавшаяся балетом французская подданная, выпускница женской гимназии
Лиги русских женщин в Шанхае, которой руководила Софья Эмильевна
Дитерихс, вдова бывшего командира ее отца, выдержала "свежий" воздух
тайшетских лагерей, где она сидела вместе с дочерьми атамана Семенова,
виновными лишь в том, что они дочери своего отца, пусть даже и родились
уже в эмиграции. |